Когда в семье Екатерины Козынды появился Николоз — приемный сын с буллезным эпидермолизом, государство еще не оказывало помощь детям с этим заболеванием. Чтобы обеспечить Ника качественными перевязочными материалами (а стоимость ухода достигала шестизначных цифр), Екатерина использовала средства, отложенные на развитие своего бизнеса, который в итоге пришлось закрыть. Несколько первых, самых трудных лет адаптации женщина работала просто мамой, а потом у нее появилось хобби, вызванное необходимостью следить за диетой Николоза. Екатерина научилась изготавливать домашние сладости. Постепенно хобби превратилось в небольшой бизнес.
Так приемная мама мальчика-бабочки стала шоколатье, а шоколад, который она изготавливает в своей мастерской, люди, попробовав, заказывают еще и еще. Екатерина рассказала нам о том, как это — полюбить приемного ребенка, подружить двух сыновей между собой и начать сладкую жизнь.
—Катя, расскажите, пожалуйста, о семье, в которой вы выросли.
— Я считаю, мне очень повезло. Я выросла в семье с мамой и папой, да еще и многодетной, со старшими сестрами. Родители воспитывали нас во вполне демократическом духе, и этот стиль я переняла в общении с собственными детьми. Интересуюсь и учитываю их мнение, сыновья в курсе дел бизнеса, дают советы. Например, старший, Гоша, недавно сказал: «Мама, когда перейдешь на промышленные объемы, сделай так, чтобы качество нашего шоколада не испортилось!». И я это обязательно учту.
Почти все трудности с детьми я считаю преходящими, зато с удовольствием хвалю Ника и Гошу и рассказываю об их достоинствах. Самое важное для меня-это чтоб мальчишки с радостью бежали домой.
— Ник стал вашим сыном в шесть лет. Расскажите историю вашей встречи.
— Постом про Ника поделилась в Фейсбуке моя подруга. Это звучит странно, но я сразу поняла, что он должен быть с нами. Бинты я заметила далеко не сразу и вообще не думала в тот момент про сложности, связанные с заболеванием. А когда узнала про буллезный эпидермолиз чуть больше, то очень испугалась, что мне не доверят ребенка. Поэтому я сразу связалась с фондом «Дети-бабочки» и стала все узнавать и расспрашивать. Мне повезло, потому что фонд помогал Нику практически с рождения, его там прекрасно знали и смогли мне про него все рассказать. В общем, в конце декабре я узнала про Николаса, а 10 января, в первый рабочий день, я уже стояла под дверью опеки, чтобы начать собирать документы. Ну и через полгода, в июне, я, наконец, смогла его забрать. В общем, я до сих пор считаю, что это была просто судьбоносная встреча для нас обоих.
— Как проходило первое время после того, как сын оказался в вами? Трудно было?
- Да, был год адаптации и его, и моей. Конечно, он обнажил все мои слабые стороны, но и сильные тоже. Мне очень помогла пройденная Школа приемных родителей, обязательная для всех кандидатов, потому что я уже примерно понимала, что творится у него в душе, что он переживает, и, главное, я могла донести это для других, кто не проходил Школу и не понимал поведения Ника: родителям, сыну, друзьям.
Мне было очень важно пройти этот путь полностью самой, не передавая Ника няням. Так что этот год был очень важным и для меня, и для Гоши, которого как раз вырастили бабушки и няни, а мне всегда важно было работать, спешить и успевать. И когда я села вдруг дома с Ником, мы с Гошей очень сблизились.
Гоша, которому тогда было всего семь лет, вдруг открылся мне с совершенно новой стороны. Я думала, что он довольно избалованный ребенок, но вдруг оказалось, что он сильный, великодушный, и терпеливый. И я благодарна Нику за то, что он позволил мне увидеть Гошу таким. Я помню, что когда училась делать Николасу перевязки (а это долгий, и неприятный для него процесс), малыш плакал, а Гоша включался и начинал его развлекать, шутить, дурачиться, и Ник отвлекался, начинал смеяться.
Однажды Гоша сказал мне: «А ты подумала, когда решила забрать его, как трудно мне будет?». Ему действительно, было непросто, ведь Ник постоянно испытывал нас: ломал игрушки и вещи, рвал книги, тетрадки, а главное, ни капли не переживал из-за содеянного. Сейчас он сам вспоминает это со стыдом и ужасом и спрашивает: «Мама, как ты думаешь, Гоша сможет когда-нибудь меня простить?»
— Что же вы отвечаете?
— Что Гоша уже простил. Потому что, конечно, у них с Гошей бывают ссоры и обиды, но они очень дружные братья. Смешно бывает, когда после ссоры они почему-то обязательно садятся на один диван и пыхтят, пока не помирятся. Разница в возрасте у них всего год, Гоше сейчас одиннадцать лет, а Нику десять, но Гоша очень ответственно относится к роли старшего брата. Однажды я работала у себя в мастерской, делала конфеты. Была зима, сильный снегопад, кругом сугробы. И вдруг стук в дверь. Открываю, а на пороге просто два румяных, закутанных снеговика: Гоша и Ник. Но я-то понимаю, что Нику тяжело пройти такое расстояние в таких условиях, а его коляска по этим сугробам не проедет. Я спрашиваю с удивлением: «Ник, а как же ты дошел?». И Гоша отвечает: «А я его нес. Мы хотели сделать тебе сюрприз!». Вот такие братья.
— Как получилось, что вы нашли себя в шоколадном деле? И как вас вдохновил на это Ник?
— У меня уже был опыт ресторанного бизнеса совместно с сестрой. Видимо, я вообще люблю кормить людей. А у Ника, как у большинства людей с его диагнозом, есть проблемы с ЖКТ, которые здорово отравляли ему и нам всем жизнь. И я ему предложила их решать. Мы стали экспериментировать с питанием, а так как Николас большой сладкоежка, то вопрос конфет стоял для него остро. В сладостях промышленного производства много ингредиентов, которые ему категорически нельзя. Поэтому я начала готовить сладости сама: с необработанным сахаром, нерафинированным какао-маслом, из сырых какао-бобов, с ореховой пастой. И оказалось, что это так вкусно! Когда я читаю состав на этикетках сладостей в магазине, особенно недорогих, у меня волосы встают дыбом.
Большинство моих заказчиков — семьи, где у детей серьезные аллергии или непереносимость, например, лактозы или глютена. Мои конфеты можно есть без опасений, зазрения совести и в любом количестве.
— Планируете увеличивать объемы производства?
— Я очень этого хочу, ведь это позволит сделать мои сладости доступными для большего числа детей. С другой стороны, живой шоколад, не прошедший термическую обработку — очень капризный продукт, и его не сделать массовым. Так что пока я только ищу эти пути.
Вообще, для меня история с шоколадом не про бизнес и не про деньги, а про доверие и удовольствие от жизни для тех, кому нельзя обычные сладости. Вот, что для меня действительно важно!
— Диагноз Ника как-то изменил вашу жизнь?
— С одной стороны, да. Наша квартира заполнена перевязочными материалами, бинтами. В гимназии, где Нику было очень комфортно, нам предложили перевестись на более удобный домашний режим, потому что мы не успевали с утра делать перевязки, а это обязательно при его диагнозе. Учителя единогласно согласились нам помогать, так что учебу Ник посещает только по пятницам.
С другой, мне кажется, что мы живем абсолютно нормальной жизнью: веселимся, гуляем, разговариваем. И радует, что из всех ситуаций, даже сложных, мы как-то выходим победителями и на позитиве.
Так приемная мама мальчика-бабочки стала шоколатье, а шоколад, который она изготавливает в своей мастерской, люди, попробовав, заказывают еще и еще. Екатерина рассказала нам о том, как это — полюбить приемного ребенка, подружить двух сыновей между собой и начать сладкую жизнь.
—Катя, расскажите, пожалуйста, о семье, в которой вы выросли.
— Я считаю, мне очень повезло. Я выросла в семье с мамой и папой, да еще и многодетной, со старшими сестрами. Родители воспитывали нас во вполне демократическом духе, и этот стиль я переняла в общении с собственными детьми. Интересуюсь и учитываю их мнение, сыновья в курсе дел бизнеса, дают советы. Например, старший, Гоша, недавно сказал: «Мама, когда перейдешь на промышленные объемы, сделай так, чтобы качество нашего шоколада не испортилось!». И я это обязательно учту.
Почти все трудности с детьми я считаю преходящими, зато с удовольствием хвалю Ника и Гошу и рассказываю об их достоинствах. Самое важное для меня-это чтоб мальчишки с радостью бежали домой.
— Ник стал вашим сыном в шесть лет. Расскажите историю вашей встречи.
— Постом про Ника поделилась в Фейсбуке моя подруга. Это звучит странно, но я сразу поняла, что он должен быть с нами. Бинты я заметила далеко не сразу и вообще не думала в тот момент про сложности, связанные с заболеванием. А когда узнала про буллезный эпидермолиз чуть больше, то очень испугалась, что мне не доверят ребенка. Поэтому я сразу связалась с фондом «Дети-бабочки» и стала все узнавать и расспрашивать. Мне повезло, потому что фонд помогал Нику практически с рождения, его там прекрасно знали и смогли мне про него все рассказать. В общем, в конце декабре я узнала про Николаса, а 10 января, в первый рабочий день, я уже стояла под дверью опеки, чтобы начать собирать документы. Ну и через полгода, в июне, я, наконец, смогла его забрать. В общем, я до сих пор считаю, что это была просто судьбоносная встреча для нас обоих.
— Как проходило первое время после того, как сын оказался в вами? Трудно было?
- Да, был год адаптации и его, и моей. Конечно, он обнажил все мои слабые стороны, но и сильные тоже. Мне очень помогла пройденная Школа приемных родителей, обязательная для всех кандидатов, потому что я уже примерно понимала, что творится у него в душе, что он переживает, и, главное, я могла донести это для других, кто не проходил Школу и не понимал поведения Ника: родителям, сыну, друзьям.
Мне было очень важно пройти этот путь полностью самой, не передавая Ника няням. Так что этот год был очень важным и для меня, и для Гоши, которого как раз вырастили бабушки и няни, а мне всегда важно было работать, спешить и успевать. И когда я села вдруг дома с Ником, мы с Гошей очень сблизились.
Гоша, которому тогда было всего семь лет, вдруг открылся мне с совершенно новой стороны. Я думала, что он довольно избалованный ребенок, но вдруг оказалось, что он сильный, великодушный, и терпеливый. И я благодарна Нику за то, что он позволил мне увидеть Гошу таким. Я помню, что когда училась делать Николасу перевязки (а это долгий, и неприятный для него процесс), малыш плакал, а Гоша включался и начинал его развлекать, шутить, дурачиться, и Ник отвлекался, начинал смеяться.
Однажды Гоша сказал мне: «А ты подумала, когда решила забрать его, как трудно мне будет?». Ему действительно, было непросто, ведь Ник постоянно испытывал нас: ломал игрушки и вещи, рвал книги, тетрадки, а главное, ни капли не переживал из-за содеянного. Сейчас он сам вспоминает это со стыдом и ужасом и спрашивает: «Мама, как ты думаешь, Гоша сможет когда-нибудь меня простить?»
— Что же вы отвечаете?
— Что Гоша уже простил. Потому что, конечно, у них с Гошей бывают ссоры и обиды, но они очень дружные братья. Смешно бывает, когда после ссоры они почему-то обязательно садятся на один диван и пыхтят, пока не помирятся. Разница в возрасте у них всего год, Гоше сейчас одиннадцать лет, а Нику десять, но Гоша очень ответственно относится к роли старшего брата. Однажды я работала у себя в мастерской, делала конфеты. Была зима, сильный снегопад, кругом сугробы. И вдруг стук в дверь. Открываю, а на пороге просто два румяных, закутанных снеговика: Гоша и Ник. Но я-то понимаю, что Нику тяжело пройти такое расстояние в таких условиях, а его коляска по этим сугробам не проедет. Я спрашиваю с удивлением: «Ник, а как же ты дошел?». И Гоша отвечает: «А я его нес. Мы хотели сделать тебе сюрприз!». Вот такие братья.
— Как получилось, что вы нашли себя в шоколадном деле? И как вас вдохновил на это Ник?
— У меня уже был опыт ресторанного бизнеса совместно с сестрой. Видимо, я вообще люблю кормить людей. А у Ника, как у большинства людей с его диагнозом, есть проблемы с ЖКТ, которые здорово отравляли ему и нам всем жизнь. И я ему предложила их решать. Мы стали экспериментировать с питанием, а так как Николас большой сладкоежка, то вопрос конфет стоял для него остро. В сладостях промышленного производства много ингредиентов, которые ему категорически нельзя. Поэтому я начала готовить сладости сама: с необработанным сахаром, нерафинированным какао-маслом, из сырых какао-бобов, с ореховой пастой. И оказалось, что это так вкусно! Когда я читаю состав на этикетках сладостей в магазине, особенно недорогих, у меня волосы встают дыбом.
Большинство моих заказчиков — семьи, где у детей серьезные аллергии или непереносимость, например, лактозы или глютена. Мои конфеты можно есть без опасений, зазрения совести и в любом количестве.
— Планируете увеличивать объемы производства?
— Я очень этого хочу, ведь это позволит сделать мои сладости доступными для большего числа детей. С другой стороны, живой шоколад, не прошедший термическую обработку — очень капризный продукт, и его не сделать массовым. Так что пока я только ищу эти пути.
Вообще, для меня история с шоколадом не про бизнес и не про деньги, а про доверие и удовольствие от жизни для тех, кому нельзя обычные сладости. Вот, что для меня действительно важно!
— Диагноз Ника как-то изменил вашу жизнь?
— С одной стороны, да. Наша квартира заполнена перевязочными материалами, бинтами. В гимназии, где Нику было очень комфортно, нам предложили перевестись на более удобный домашний режим, потому что мы не успевали с утра делать перевязки, а это обязательно при его диагнозе. Учителя единогласно согласились нам помогать, так что учебу Ник посещает только по пятницам.
С другой, мне кажется, что мы живем абсолютно нормальной жизнью: веселимся, гуляем, разговариваем. И радует, что из всех ситуаций, даже сложных, мы как-то выходим победителями и на позитиве.
Автор статьи: Александра Рыженкова
Обратно в раздел:
ЛИЧНЫЙ ОПЫТ
ЛИЧНЫЙ ОПЫТ
